Большую часть историй, которые рассказывала мама, Ноэль помнил, но не все они были связаны с ним. Частично мама путала его с кузеном — парнем, в общем-то, хорошим, но склонным к гневным вспышкам, частично вспоминала что-то из собственной юности — те случаи, в которых выделился её брат, но, в целом, это не так важно. Все люди время от времени что-то забывают и путают. Нет даже тех, кто бы помнил одну и ту же историю одинаково. Поэтому Ноэль легко прощал и забытые имена, и перепутанные факты, и даже себя. Всё это не казалось важным и значимым на фоне её радостной улыбки. Впервые за долгое время в её обществе он не чувствовал тягостное ожидание очередного горя.
Ноэль с удовольствием выпил чай — густой, насыщенный, чёрный с бергамотом. Такой крепкий, что он даже взбодрился. Чай напомнил о вечерних посиделках за телевизором, когда они то ли смотрели шоу, то ли обменивались новостями и историями. Ноэль никогда не думал, что будет скучать по ним. В шестнадцать они казались старческими и убогими.
Ноэль так увлёкся, что позволил себе не думать о времени или том, насколько эта ситуация удобна для Хитоши, а просто наслаждался происходящим. Когда мама стала заговариваться и Хитоши принял решительную попытку уйти, Ноэль не возражал. Даже он уже немного устал от впечатлений. В конце концов, не слишком-то это легко притворяться кем-то другим.
— Благодарю, что уделили нам время, Софи, — и, услышав предложение приходить почаще, позволил Хитоши вывести себя. Его рука казалась горячей, но, возможно, это Ноэль немного выстыл.
— Да, ты прав. Нужно будет обязательно сказать на ресепшене, что мама одна, — не потому что с ней обязательно что-то случится, если она будет одна. Всё-таки мама не выжила из ума. Она вполне может почитать, пособирать свою мозаику или занять себя чем-то ещё. В комнате не было ничего такого, чтобы могло загореться только потому, что мама забыла о включенном приборе. Но здесь «постояльцев» редко оставляли одних, предпочитая уводить их в общие комнаты. Так легче их контролировать.
Ноэль задумчиво посмотрел на Хитоши. Ему хотелось поцеловать этого серьёзного парня с хмурыми бровями. За то, что он всё-таки согласился, и настоял на встрече. За то, как мягко обходился с мамой. Даже за то, что сейчас явно беспокоился. И, конечно, за себя и для себя. Очень хотелось ощутить живое прикосновение и вырваться из воспоминаний. Но Хитоши не одобрял то ли публичных выражений привязанности, то ли в принципе прикосновений. Сейчас никого в коридоре не было, и, при большом желании, можно заманить Хитоши в уединённое помещение, но просто затолкнуть его туда, чтобы выразить признательность так, как ему хотелось, Ноэль не мог. Это слишком явно походило на нарушение свободы, а предлагать что-то вроде: «Давай запремся туалете, хочу тебя облапать», — казалось несуразным и глупым. Кто на такое вообще согласится?
— Спасибо, — произнёс Ноэль, мягко ухватив прядь волос Хитоши, решив таким образом дилемму прикосновений. — Как ты? Получилось чуть дольше, чем я рассчитывал. Думаю, её скоро проведут на обед или на ужин, — Ноэль терялся во времени.
— Пойдём на ресепшн. Там скажем, что с ней никого нет. Я хочу посмотреть её лечебные план, это буквально одна минута, и готов идти. Ты подождешь? — как ещё спросить, собирался ли он прямо сейчас свалить из его жизни навсегда или передумал его ненавидеть?

Ноэль кивает — да, впечатлений немало, и они совсем не похожи на те, которые возникают после похода в парк развлечений. Пусть и очень запоздало, он понимает неуместность своей идеи. Неуместность, неудобность, возможно, даже жестокость. Да, он был не прав, но самым грустным во всей этой ситуации было то, что Ноэль не жалел. Учитывая, как прошло чаепитие, он не жалел, что пришёл к такому решению, что поступил, как поступил, потому что всё сработало наилучшим образом: мама счастлива, он, наконец, нормально с ней поговорил, и только Хитоши оставался не у дел.
Единственное, что Ноэля искренне печалило, это цена, которую ему придётся заплатить, и платить которую совсем не хотелось. Он морально почти готов к тому, что Хитоши сейчас уйдёт. Проговаривает ещё раз про себя его угрозу, и готовится к её воплощению. Как там было? Не видеть и не слышать.
От неожиданности и самого жеста Ноэля бросает в жар, тело напрягается, а кожа, в местах соприкосновения, горит. И горит ещё какое-то время пока он кивает головой, не очень понимая на что соглашается, и двигается в сторону ресепшена.
«Паразит», — думает он, окончательно теряясь. Логика допустимого и недозволенного сворачивается, заставляя прийти к выводу, что Хитоши играет с этими рамками сам то двигая линию вплотную, то отодвигая к самому краю. В других обстоятельствах Ноэль хотел бы принимать участие в формировании правил для их контакта, но пока просто рад, что контакт не закончен. По крайней мере, не сейчас.
Он остановился на ресепшене, рассеянно улыбнулся девушке, сообщил, что оставил маму одну в комнате, и попросил ознакомиться с её планом лечения. Девушка услужливо улыбнулась и сказала, что ему нужно поговорить с доктором. Говорить с доктором сейчас Ноэль намерен не был, а девушка ссылалась на правила клиники и, в конце концов, они сошлись на том, что Ноэль придёт позже.
В конце концов, вряд ли там что-то не так с планом лечения. Ему просто интересно, изменились ли лекарства и их дозировка. Была ли она такой нормальной, потому что получила желаемое, или его план просто удачно совпал с медикаментозным лечением.
Ноэль почти выбежал из больницы, но на улице сбавил шаг и пошёл на парковку к своей машине.
— Там ещё что-то осталось? — спросил он, кивнув на сигарету в руке Хитоши. Ему не помешало бы покурить. Честно говоря, ему не помешало бы выпить и много.
Он глубоко вздохнул. В голове крутился вопрос: «Решил, что делаешь дальше?», — но Ноэль решил придержать его при себе.
— Позволишь угостить тебя? Я в основном про выпивку, но не против сперва что-то поесть, — он посмотрел на Хитоши, вполне готовый к очередному возмущению. Только что Ноэль в очередной раз заговорил о еде. — Или поговорим? — спросил Ноэль уже без тени улыбки. Так, будто выпивка и ужин не предполагали разговоры.

Ноэль пожал плечами. Скорее, не помнил количество сигарет в пачке, и не стал бы сильно возражать, если бы Хитоши из зловредности выкурил всё или отжал её себе. Не велика ценность, да и, в целом, Ноэль никогда не был по мелочному жадным. По крайней мере, никогда себя таковым не считал.
Он благодарно улыбнулся, забрал пачку, скользнув по ладони Хитоши своими пальцами, и вытащил из неё сигарету. Больница, даже когда она выглядит как пансионат, всё равно пропитана своими особенными «нездоровыми» запахами, своей угнетающей атмосферой. Хорошо ещё, что ему хватило ума устроить встречу в комнате мамы. Увидеть всех постояльцев и задуматься, каково быть прописанным в этом месте навсегда, им явно было не нужно.
Ноэль закурил. Он глубоко затянулся, вдыхая ментоловый дым. Очень хотелось как-то всё поправить. Наладить, сгладить, отблагодарить. Вот только Ноэль понятия не имел, как это сделать правильно — так, чтобы у Хитоши не возникло протеста.
Он молча кивнул. К тому, что лучше всего выпить у него дома, Ноэль планировал подводить постепенно: бары, рестораны, клубы сейчас в красно-розовых тонах. Даже те, что помрачнее, всё равно украсят себя в угоду праздника любви. Участвовать во всём этом не хотелось. Обсуждать с Хитоши подобные перспективы — тоже. Сыпать предложениями, пока Хитоши не согласится, тем более. В итоге, решение было принято без него.
— Поехали, — произнёс Ноэль, в очередной раз нарушая очередное своё правило. Сигарета не выкурена и наполовину, но молча стоять у больницы не было никакого желания. Ноэль хотел убраться подальше, включить погромче музыку, хорошенько надраться и, если честно, очень хотел, чтобы Хитоши перестал дуться.
Ладно, для начала ему хватило бы простого понимания, на что именно он дуется?
Ноэль сел в машину, завел её, тронулся с места, после того, как Хитоши устроился. Он приоткрыл окно, чтобы салон не слишком заполнялся сигаретным дымом, и включил музыку, чтобы молчание не было таким очевидным. До его дома не больше десяти минут.
Они не разговаривали. Хитоши не хотел говорить, Ноэль не хотел его раздражать. Он думал о сегодняшнем дне и в его голове раз за разом складывались слова благодарности. Ему очень хотелось передать, насколько значимой была эта встреча, как это важно и для Ноэля, и для его матери. Правда, он уже благодарил и пытался объяснять, а Хитоши не слишком-то слушал. Едва ли ему станет сильно легче от того, что порадовал Ноэля.
Подъехав к дому, Ноэль сразу завёл машину на подземную парковку. Не оставлять же у подъезда. Оттуда они поднялись на лифте на нужный этаж и, наконец, оказались дома. Самым тягостным было молчание в лифте. Странно так серьёзно идти, чтобы выпить. Будто кто-то умер или вот-вот умрёт.
— Будешь пиво или что покрепче? — спросил Ноэль, разувшись и сняв пальто. Дома было хорошо. Дома даже запах был каким-то другим. Тоже чистым, но живым, настоящим.

Ноэль по детской привычки тщательно моет руки, прежде чем лезть в холодильник. Когда оба родители врачи, такие привычки въедаются в кожу. Наверное, по той же причине запахи дезинфектанта его обычно успокаивают. По крайней мере, раньше успокаивали.
Он с минуту разглядывал содержимое холодильника, решая, хочет ли пива. С пива не столько напьёшься, сколько устанешь бегать в туалет, но что мешает начать с него? Вариант ни чем не хуже любого другого.
Он достаёт две банки, ставит на стол, достаёт пепельницу и, прежде чем пройти к дивану, приоткрывает окно на проветривание. Не слишком сильно, но так, чтобы свежий воздух всё же поступал.
— Можно сделать доставку. Минут через сорок принесут, — Ноэль поставил пепельницу на столик, протянул одну банку Хитоши и сел рядом, уставшись на чёрный экран. Можно, конечно, поправить это дело, и включить что-то то ли для звука, то ли для картинки, но Ноэль не шевелится. Он откинулся на спинку дивана и принялся рассматривать потолок.
Как давно он умер?
— Восемь лет назад, — сказал Ноэль, и сам удивился. Прошло столько времени? Но да, ему было двадцать один год, и он учился, а теперь вот работает. Если так, конечно, можно выразиться.
— Это не было заметно. Изначально. Отец знал о развитии болезни, но лекарства и какие-то методики продлили период развития. Более-менее плохо стало года три назад. Тогда мы с ней поговорили и решили, что будет лучше жить в месте, где о ней могут позаботиться, — Ноэль хмыкнул. — Я не сразу смирился с этой идеей. Мне казалось, что дома будет лучше, но дома это только одна платная сиделка, а в таком заведении у неё есть компания, досуг, общество. У них даже конкурсы талантов проводятся и соревнования по шахматам и бриджу.
Ноэль привстал, вспомнив, что хотел выпить, и потянулся за пивом. Хотелось объяснить, донести идею, рассказать, но в голову шло только уже сказанное, а повторяться не хотелось.
— Это всё развивается постепенно. Сперва она путала адрес или пыталась прийти на работу, хотя уже не работала, но хорошо помнила даже старых пациентов. Потом сознание начало туманится. Она регулярно забывала, что отец умер, и встречала меня одним и тем же заявлением: «Ноэль, не позволяй отцу курить и выпивать больше одной чашки кофе в день. У него слабое сердце, а меня он совсем не слушает», — он слабо улыбнулся. Каждый раз сообщать: «Его больше нет», — было тяжело, и Ноэль болтал о чем угодно, чтобы не болтать об отце.
— Так плохо стало что-то около года назад. Первое время я был уверен, что дело в том, что я её редко навещаю, но врач сказал, что это нормальное течение болезни. Она что-то помнит, но не всё, не точно, не чётко. Кое-где додумывает и привирает, но делает это мило, — Ноэль сделал большой глоток, и облизнул губы.
— Расскажи что-нибудь, — попросил он, обернувшись к Хитоши. — Что угодно, что ты можешь рассказать не в двух словах.

Ноэль пожал плечами. В сущности, история его жизни не была плохой: он рос в семье, которая мечтала о ребёнке, и сделала сознательный выбор усыновить брошенного азиатского мальчика в том возрасте, когда у многих уже появляются внуки. Вполне справедливо, что отец умер до того, как Ноэль окончил медицинскую школу. Вполне естественно, что его мать что-то забывает. Жаль, что забывает слишком многое.
Бывают судьбы гораздо более печальные. Банально, будь у него чуть менее высокое состояние, и болезнь мамы доставляла бы действительно огромные неудобства. Он был бы вынужден находиться при ней каждую минуту своей жизни или сдать в психиатрическую больницу на государственном обеспечении. Ноэль не бывал в таких местах, но несколько раз видел больных оттуда, и вот это печальное зрелище.
Конечно, он хотел бы, чтобы мама его помнила. Хотел обнять её, рассказать о своих делах, послушать, как она провела свой день. Хотел чувствовать с её стороны любовь, заботу, поддержку. Разве не для этого нужны мамы? Но всё могло сложиться хуже. Мысли об этом не приносили должного утешения, но иногда, когда ему становилось совсем грустно, Ноэль развлекал себя мысленной игрой «Десять бед».
— Это печально, но не слишком, — улыбнулся он. — У мамы есть родственники. Они её навещают по очереди и кого-то из них мама даже помнит. Просто она всегда мечтала о своей семье, поэтому отец и я были для неё гораздо более значимыми, чем все сестры, кузины, племянники и прочее, — Ноэль махнул рукой, словно желая сказать: «Поэтому я рванул в больницу, когда меня позвали. Поэтому потащил тебя с собой. В любой другой день я бы провёл время иначе».
«Это должно было доказать, что дела действительно не слишком плохи?» — задал себе вопрос Ноэль. Наверное, да. В голову попросту не шло ничего утешительного, связанного с мамой или отцом. Сейчас ему не было печально, потому что эта встреча прошла хорошо, но бывали такие дни, после которых и выходить на улицу не хотелось. По крайней мере, трезвым.
Это забавно, но глядя на приунывшего Хитоши, ему почти хочется, чтобы тот досадливо фыркнул с видом: «Опять ты скулишь». Очень не хотелось, чтобы этот мальчишка слишком грузился из-за его истории. Вообще не хотелось, чтобы он грузился. Хитоши казался удивительно беспечным дурачком и это ему шло.
«Спасибо», — подумал Ноэль, потягивая из банки пиво. Чужая история помогла переключиться со своей. Перестать думать, прокручивать сегодняшнюю встречу в голове, гадать, насколько она останется в памяти его матери. Просто побыть слушателем и немного расслабиться, не опасаясь, что Хитоши вот-вот заскучает и уйдёт.
— Надо же... — протянул Ноэль, дослушав историю до конца. Она тоже не была «слишком печальной». Лучше иметь отца и братьев, даже если они немного завязаны в преступности, чем остаться совершенно одной. В этом Ноэль был уверен. — Не знал, что у тебя есть сестра, — он слегка нахмурился. Ему казалось, что Хитоши что-то рассказывал о брате, но наличие сестры стало для него открытием. Может, Хитоши сам не слишком отдаёт себе отчет в том, что он не только «младший брат», что для кого-то он «старший». Наверное, для него это лишняя ответственность.
А, может, так только казалось, и Хитоши был не против выстроить контакт, но девочка дичилась, и он сдался. Ноэлю казалось, что Хитоши должен быть любопытным. Он и теперь любопытный, а пять лет назад, в шестнадцать, его должно было разрывать от любопытства и сотни других вещей, учитывая возраст.
«Не уверен, что кому-то из вас сильно повезло с родителями», — подумал Ноэль, собирая призрачные данные: мать умерла, отец был не то, чтобы очень чутким, Хитоши к двадцати одному году шляется, где попало, получает пули, сидит на наркоте. Конечно, наркоманами становятся и в семье с повышенной заботой, но, в данной ситуации, Ноэль почти уверен, что дело в недостатке внимания.
— Я рос в семье своих родителей с младенчества, и всё равно находились те, кто не признавал моего существования. Это учит выстраивать стены между собой и другим миром. Если ты захочешь узнать, что творится в её голове, то, наверняка, сможешь. Просто прояви любопытство. Если нет — она, вероятно, справится и без тебя.
«Я справился», — подумал Ноэль, невольно вспомнив кузена, которого в годы своей юности звал братом. Время прошло, они выросли и былая связь разбилась. В конечном итоге, важно только то, с кем ты находишься прямо сейчас, и кому готов уделять время.
Он развернулся к Хитоши и мягко коснулся пряди его волос, отодвигая её за ухо. Не смог отказать себе в этом удовольствие. Ему хотелось видеть лицо Хитоши. Ловить все его реакции. И, честно говоря, у него было убеждение: люди не отращивают себе волосы, если не хотят, чтобы их трогали.
— Я хочу есть, Хитоши, — признался Ноэль, — и очень не хочу есть один. Если ты не составишь мне компанию, я просто откажусь от этой затеи и поужинаю пивом, но я бы предпочёл какой-нибудь вок. Ты поешь со мной? — спросил он с улыбкой.

Интересно какого это, не знать о существовании сестры? Просто столкнуться однажды с этой информацией. Принять, что у отца была другая женщина и этот новый в твоём личном кругу человек родня тебе только наполовину. С другой стороны, вся родня кроме прямым братьев и сестёр, это только половина. Или от матери или от отца.
Ноэль пока рос много раз перекладывал на себя возможность неожиданных «индийских» встреч с каким-то внезапным братом или сестрой или даже матерью. Он представлял, как некто азиатской внешности (чаще всего в его фантазии эти люди были в исторических костюмах, ещё чаще — в китайских, современная японская культура упорно проходила мимо) стоит на пороге и, кланяясь, с каким-то не читаемым акцентом рассказывает историю их родства.
Ноэль всю жизнь был готов к такой встречи, но она так и не состоялась. Хитоши вряд ли предполагал, что такое возможно, и вот однажды познакомился со своей сестрой. Жизнь забавная штука. Она никогда не подкидывает тебе того, что ты ожидаешь.
— Когда я был маленьким, мне хотелось встретить брата и сестру. Младших, конечно. Чтобы родители их усыновили, а я опекал и заботился, — он хмыкнул. Наверное, такие мечты вполне соответствуют стандартным детским с небольшой поправкой на то, как Ноэль появился в семье Робишо. — Появись кто-то из родственников сейчас, я бы вряд ли обрадовался. В юности мне хотелось что-то узнать о своих корнях. Иметь какую-то общность хоть с кем-то. Даже если это любовь к солёной карамели. Хотелось думать: «Ему или ей нравится то же самое, потому что мы одинаковые». А потом я вырос. Общность и корни потеряли свою значимость. В конце концов, сколько бы у тебя не было родственников, ты всё равно остаёшься один на один с проблемами. Так зачем они?
«Если ты продолжишь так жмурится, мы точно не поедим», — подумал Ноэль, разглядывая Хитоши. Неожиданно расслабленного, чуткого, весёлого. Куда и по каким правилам испарился знакомый ëж? Ноэль облизнул губы, перевёл взгляд на руку Хитоши, сжимающую его руку. Мягко провёл пальцами по ладони.
Он прикидывал, насколько ловко будет отставить банку, чтобы поцеловать Хитоши, или лучше полезть со своими поцелуями вот так, зажимая банку в свободной руке.
— Не смущает, пожалуй, — ответил Ноэль. В горле чуть пересохло, но и пить он не торопился. Он вообще не торопился как-то менять положение, чтобы у Хитоши не было повода отпустить и отстраниться. — Просто не люблю есть один. К тому же не думаю, что тебе очень повредит, если ты что-то съешь.
«Иначе это слишком похоже на спаивание», — мысленно добавил Ноэль. И не то, чтобы это совсем плохая идея, но он предпочитал помнить, что происходит в постели. И предпочитал, чтобы те, кто был с ним, тоже всё помнили. Он уже слишком стар для неловких пробуждений, когда голова гудит, а незнакомое тело рядом не вызывает никаких эмоций. Вопросы в стиле: «Э-э-э, мы были вместе?» или «Э-э-э, мы предохранялись?», хаотичные попытки вспомнить хоть что-то... Ну такая себе романтика.
«Идиот», — припечатал Ноэль, почувствовав разочарование. Хитоши всё же его выпустил. Повода сидеть рядом не было. Нужно было встать и заказать еды, раз уж он так напрашивался на это.
Ноэль отхлебнул из банки остатки согревшегося пива и встал.
— Мои родители довольно богаты и у них куча родни, которая надеялась унаследовать их состояние для своих детишек. А тут появился я, — он пожимает плечами и ищет в телефоне нужный контакт. — Среди всех был кузен, с которым я в юности общался довольно близко. Считал своим братом все дела. Но даже с ним наши пути разошлись где-то после смерти отца. Не думаю, что он сильно надеялся на наследство, но, может, ему надоело идти против настроения своей семьи, или работа увлекла. Или я перестал уделять ему внимание. Медицинская школа не способствует налаживанию отношений, — признал Ноэль и нажал на кнопку вызова. На то, чтобы дождаться, когда девочка ответит, и проговорить ей заказ их двух воков с креветками, салатов и напитков, не уходит и двух минут. Ноэль слышит подтверждение, прощается и убирает телефон в карман.
— Ещё пива? — лукаво спрашивает он. — Обед будет через полчаса. Они обещали поторопиться.