Подростковый максимализм. Так можно охарактеризовать определенный жизненный период любого юноши, преодолевающего некий переходный период из одной стадии взросления в другую. Недопонимание близких, первая любовь, глобальные изменения в теле и во внешности – все это касается любого ребенка вне зависимости от семьи, в которой он родился. Какие же проблемы могут скрываться в этой, с виду идеальной? Можно было позавидовать только достатку и статусу, для многих подростков по крайней мере первый пункт, гарантирующий исполнение всех желаний и капризов, решил бы многие проблемы сразу.
Бенасси никогда не жаловался на отсутствие вещей, которыми его могли побаловать родители, однако с приходом текущего периода в голову стали закрадываться желания о чем-то не материальном. Проблема была в недопонимании, недосказанности и в чувстве, словно с момента рождения за тебя прописали всю твою жизнь. Бена уважал родителей, а потому сдержанно пока молчал, но у себя в голове уже строил совсем другие планы, отличающиеся от предначертанной дороги.
Отвратительно было чувствовать себя частью какой-то искусственной симуляции или ячейкой общества, негласно возвышающейся над другими людьми. Настолько глубинные мысли о неком равенстве не мучили ни членов его родословной в виде тех же родителей и сестры с братом, которые живут подобной жизнью вслед за ними, ни других таких же «не таких», как остальные, главным плюсом в которых является лишь их банковский счет.
Либо в наказание за неподчинение и первое инакомыслие в светлой и еще наивной голове Бенасси он был сослан загород в летний дом Ноксов, либо из-за большой любви бабушки к нему. Они без труда могли проводить время друг с другом и находить какие-то общие темы сквозь разницу поколений.
Интересно «целая жизнь» – это много сколько? Это много?.. – утро началось явно с философских мышлений, которые могли себе позволить «сливки общества», в отличие от обычных смертных, для которых главные ежедневные вопросы состоят из целей и задач где-то раздобыть деньги, чтобы раздобыть еду, чтобы одеть свою семь.
– Бена, не ковыряйся в еде. Ешь! – однако проблемы с употреблением пищи все те же.
– Да не ем я кашу, ба! – ему просто все осточертело, навалилось снежным комом. Бенасси бросил ложку в неприятное овсяное содержимое, больше напоминающее разжиженные мозги школьника после восьми часов скучных теоретических уроков. Ранее юноша не позволял себе проявлять первые кризисы своего характера, но сегодня явно что-то было не так, как надвигающаяся буря посреди совершенно безоблачного неба. Тем более он никогда не позволял себе грубить старшим, но сейчас выскочил изо стола и выбежал на веранду, жадно хватая губами сжатый горячий воздух. Его бледная, почти фарфоровая кожа еще привыкала к загородным безжалостным лучам солнца, а потому и щеки загорелись красным.
Когда ты юн и зелен, все время равняется с секундой – оно промелькнет так же быстро, как убегающий по ветру сухой листик, ты даже не успеешь обернуться и посмотреть направление его пути. Бенасси еще никогда не сбегал из дома – это все была прерогатива каких-то диких, невоспитанных подростков. От этой мысли Бена даже опешил, стоя на крыльце, уводящему на задний двор, и держась за побеленное деревянное перила. Нерешительно сжав под пальцами сына древесины, он пошел на первый бунтарский шаг: перепрыгнул через тройку ступеней и убежал за территорию их большого участка. Последний раз мальчишка был в пригороде еще в детстве, а потому не понимал, куда уходит и, главное, зачем. Попутно сорвав сухой колосок, он топал просто прямо, а путь ему преграждала собственная отросшая челка, грустно падая на лицо и скрывая незначительно обзор.
Его льняная светлая рубашка по дороге нарочито была выправлена из ровных таких же светлых бермудов. Свежесть более приятного и прохладного водоема, чем весь этот знойный летний день, неосознанно притягивала через расстояние. К концу пути, а шел Бена минут двадцать, он был уже вымотан погодой и собственными истощающими чувствами буйства в груди. Вода манила своими притягательным свойствами, а вот что было совсем несвойственно юноше – это разуться и позволить себе столь свободно и безмятежно помочить ноги в прохлаждающей воде. Однако именно это он и сделал, постепенно расслабляясь и успокаивая бурю в груди.