Она никуда не собиралась, будто перелетная птица, она просто хотела туда, где есть тёплая вода, обогреватель, мягкий стул и вид в окно. По ту сторону окна. Изнутри тёплого безопасного места.
Хорошо, хорошо. Эти места, куда нельзя с животными. Но у вас же нарисована собака? Вороны - не собаки. Ему сказали, что он - идиот.
Корвус не согласился и разбил им витрину. Не сразу - потом, ровно на том месте, где был приклеен знак с собакой, когда никто, кроме камер, его увидеть не мог.
Вороны - не собаки. Не дикие и не домашние. Птицы - не.
Не то.
Не те, кого нужно ограничивать знаками. Запретами. Корвус тоже умел обижаться.
Но Оли слишком маленькая и хрупкая, как росток картошки по весне. Её нельзя оставить на трубе, как ворону. Ей нужно туда, где услужливые люди принесут ей еду на тарелке.
Корвус это понимает, принимает правила игры, чужой игры, от которой ему не досталось фишек, а если и достались - он их давно потерял или отдал другим, но Оли поделится, Оли поддержит его за руку, если на него косо посмотрят. Оли о нем заботится - Корвус это понимает.
Как и понимает, что она не должна. У неё много других дел - и все же она снова перед ним. Ласковая, тихая, немо грустная.
- Оли, Оли, Оли.
Нараспев тихонько и бессмысленно, позволяя ей уводить себя в ближайшее кафе - не из желания пойти с ней, а из уважения к её естеству, которое боялось, что прорванная труба навредит Вороне.
Которое переживало, что у Корвуса нет перьев.
Но они были. Просто никто их не видел и не чувствовал - даже он сам.
- Оли, Оли, Оли.
Это не её имя, это какой-то бессмысленный мотив, то весёлый, то не очень. Может, он был на самом деле рад, что можно попасть в тепло со свежей вкусной едой. Может, он был рад только самой Оливии. Может, он был рад чему-то, что могло существовать только в его голове, сразу рассыпаясь на новые ноты.
- Если человек умер, можно забрать себе его вещи, потому что ему они уже не нужны, - он вдруг отвечает ей на вопрос, заданный даже не сегодня и не неделю назад, будто диалог никогда не был прерван.
- Что ты заберёшь после меня?
Вопрос почти риторический - вряд ли после Корвуса что-то могло остаться всерьёз, кроме рвани, которую Оливии было бы странно пустить даже на половые тряпи.
Вороны проносились мимо с карканьем - им было весело по их вороньи причинам. Корвус будто бы понимал их, заражаясь, расцветая мягкой улыбкой широкой, будто услышал хорошую шутку, которую он бы рассказал и Оливии, но не мог бы подобрать перевод с вороньего.
- Холодно и страшно бывает по ночам.
Иногда ночь укрывала одеялом, иногда - делала тьмой вокруг воздух холоднее. Это так только казалось, Корвус знал, но ничего не мог с собой поделать, ежась и кутаясь плотнее, во что найдёт.
Знала ли об этом чувстве Оливия? Корвус вот знал, но не думал, что это может быть непривально.
Отредактировано Corvus Corax (2022-08-15 09:12:44)