[indent] Бар без названия – отличное место, чтобы провести вечер пятницы.
[indent] Нет, название у него имелось, конечно, как и у любого легального питейного заведения, но Хелен разглядела на входе только две оставшиеся неоновые буквы AD. Она пыталась предположить, что они значат и как расшифровываются: Alcohol Dependence – алкогольная зависимость. Axiom of determinacy – аксиома детерминированности. Anno Domini – год Господень. Бармен каждый раз смеялся с ее попыток и предлагал продолжать угадывать. Это стало своего рода игрой: когда у Хелен дурное настроение, она заваливается в «AD», заказывает себе стакан бурбона, играет в угадайку и приводит мысли в порядок после очередного дня, когда что-то пошло не так.
[indent] Бывают плохие дни. Бывают неудачные дни. Бывают дни откровенно паршивые. Когда дела не ладятся, когда душно и мрачно, когда не помогает ни работа, ни отдых, ни сон, ни физическая активность спортзале до седьмого пота. Утешает только одно – это временно, это пройдет, это можно пережить. А посещение «AD» стало просто привычкой в такие дни, хорошей или плохой – вопрос спорный, но что есть. Иногда с людьми бывает приятно беседовать не рабочие темы. Иногда. В качестве исключения. В прошлый свой визит Эттингер и бармен обсуждали стереотипы о фенотипе ирландцев, когда он предположил, что рыжие волосы определенно точно присущи всем ирландцам, а значит, что посетительница «AD» является ирландкой и, следовательно, ненавидит англичан. Дурацкий разговор вышел, но некоторые беседы серьезность и должна обходить стороной.
[indent] – Привет, док, – подмигивает бармен, стоит только Хелен переступить порог «AD» и начать спускаться по ступенькам в это пыльное и затемненное царство пятничного покоя, где несколько посетителей уже предаются акту жалости к себе в ласковых объятиях спиртного. С иной целью сюда обычно не заходят.
[indent] – «After Death», – вместо приветствия говорит Эттингер.
[indent] Мужчина качает головой, усмехаясь в пышные усы – такие определенно были в моде полстолетия назад. Но что бармен, что само заведение кажутся выдернутыми из прошлого: оформление помещения похоже спикизи, не хватает Багса Морана и Аль Капоне за соседним столиком; воздух пропитался сигаретным дымом и кислорода здесь намного меньше, чем табачных испарений – Хелен и сама сейчас достает пачку и щелкает зажигалкой; за спиной бармена крутится виниловая пластинка, лаская слух голосом Дина Мартина.
[indent] – В следующий раз повезет, – беззлобно смеется бармен. Занятно, что имени его Эттингер также не знает. – Тяжелый день?
[indent] – Обычный, – отмахивается Хелен, делая первую затяжку. – И мне тоже как обычно.
[indent] Кубики льда глухо стукаются о дно стакана – несмотря на старину бару, но стекло чистое и ослепительно прозрачное, как новенькое, будто только что из стекольного завода. Эттингер рассеянно смотрит, как ловкие руки бармена наполняют ее стакан бурбоном, и вежливо кивает ему в знак благодарности. Но в какой-то момент она перехватывает взгляд бармена – выразительный, подмигивающий и устремленный на одну из посетительниц.
[indent] Хелен чуть поворачивает голову, оглядывая незнакомку, сидящую рядом, и определенно не понимает этих диких взглядов мужчины – если только он не впервые увидел розовые волосы у кого-то. Но ничем более экстравагантным соседка не выделяется: обычная женщина, возможно, что чуть моложе самой Хелен, одетая стильно и модно, как нынче принято у определенной молодой группы населения Нью-Йорка – то есть так, как Хелен, с ее выглаженными рубашками, классическими брюками и безукоризненным стилем работника корпорации зла, никогда и ни за что в жизни не оденется по собственной воле.
[indent] – Господи, док, ты в какой пещере живешь? Это же она! – шепчет бармен с энтузиазмом фаната, увидевшего вратаря своей любимой футбольной команды. – Да даже ты должна ее знать.
[indent] – Понятия не имею, кого я должна знать, – раздраженно вздыхает Эттингер. Надежды, что женщина не услышала этот разговор, нет никакой, поэтому Хелен решает разрешить неловкую ситуацию хотя бы немного. – Простите, – обращается она к незнакомке. – Мой знакомый считает, что я должна вас знать. Мы встречались однажды? Вы часто здесь бываете? Вы какая-то известная в узких кругах личность?

Отредактировано Helen Ettinger (2022-05-31 22:34:09)

[indent] К факту собственного незнания об известной личности, сидящей около нее, Хелен испытала столько же эмоциональной реакции, сколько бы могла испытать к коктейльному меню, лежащему на барной стойке – то есть нисколько. Незнакомка, судя по ее поведению, принадлежала к «Аспиру», ведь именно там вертятся и крутятся самые известные герои города, зарабатывая себе авторитет, позируя на фоне спасенных гражданских – и фонового разрушения – и давая интервью в каком-нибудь глянцевом журнале.
[indent] – Поразительное самомнение, – разве что отзывается Эттингер, прослушав эту короткую оду тщеславия Лилит.
[indent] Хелен относилась к «Аспиру»… равнодушно. Как и к подвигам сайдерам, их славе, порой чересчур раздутой, как и их эго. Для Эттингер очередной сверхчеловек был разве что именем, которое упоминалось в той или иной строчке отчета об исследовании кнарров и связанных с ними инцидентов. Иногда строчки представляли собой список посмертных имен-фамилий и псевдонимов. Ее сердце не трепетало от каких-то развлекательных шоу, где сайдеры, разодетые как шуты на детском утренники, веселили и заводили толпу, вколачивая в их мозги бешеные дозы эндорфинов своими выходками.
[indent] Возможно, причина данной холодности крылась в отсутствии какой-либо публичности самой доктора Эттингер. Народные массы определенно не отнеслись бы с пониманием к тому, что происходит в «Афине», а потому на какую-либо медийность собственной персоны Хелен рассчитывать не пришлось. Сверху накладывался закрытый и интровертный характер самой женщины, образуя для нее метафорических защитный доспех психики, и способность, которая носила скорее прикладной для исследовательской деятельности характер, чем боевой. Все это щедро приправлялось нотками высокомерия, которое подхватить в научной среде было так же легко, как и крестьянину в средневековье заразиться чумой.
[indent] – Полагаю, в окружении трепещущих от одного вашего вида фанатов и пресмыкающихся в раболепном восторге почитателей на какую-либо искренность вы можете даже не рассчитывать, – не без иронии усмехается Хелен, неторопливо растягивая удовольствие от сигареты. –  И странно, что такая известная личность посещает столь далекое от респектабельности заведение без своей свиты. Без обид, – добавляет она, обратившись к бармену.
[indent] – Нормально все, док, я тебя понял, – отмахивается мужчина, не задетый формулировкой о респектабельности своего бара.
[indent] Если бы Лилит однажды собралась в горы и забралась бы на самую морозную вершину, где круглый год царит зима, то даже там она бы не нашла настолько холодный осколок льда, который сравнился бы с холодностью взгляда Эттингер. У Хелен не было привычки как-то критиковать чужой внешний вид – если он, конечно, не нарушал уставленный «Афиной» или «Аргусом» дресс-код и технику безопасности лаборатории, – но облик Лилит был тем, что ярко контрастировало с самой Эттингер. Кажется, девушка считала, что кожаный наряд с выразительным вырезом, кучей ремешков и экстравагантных портупей, а также обилие безделушек и затемненные очки должны были делать ее в чужих глазах крутой супергероиней, бросающей вызов консервативным взглядом части общества. Соблазнительная женственность во плоти. Не будь она столь откровенной, кричащей и в некоторой степени даже пошлой, то Хелен могла бы назвать ее даже привлекательной, но нет, слишком много критических недостатков, уничтожающих напрочь всякие достоинства. Интересно, когда и при каких обстоятельствах она пойдет утиль? Когда молодость, с присущей ей красотой, начнет покидать ее, или же когда на очередном задании нечто изуродует прелестное лицо уродливым шрамом, а тело оставит инвалидным куском плоти, не способным к самостоятельному передвижению?.. Хотя с такой ужасающе легкой одеждой для этого январского вечера можно смело предсказывать скорый холодовой диурез.
[indent] – Ваши личные стилисты совершенно не озабочены вашим здоровьем, – уже без какого-либо намека на веселье говорит Эттингер. – Эпатаж в ущерб самочувствию – сомнительная и недолговечная реклама собственной персоны. Впрочем, не мое дело, хорошего вечера, – пожимает она плечами, пригубив из стакана янтарного бурбона и отворачиваясь.
[indent] – В тебя будто моя жена вселилась – такая же сварливая, – присвистывает бармен. – Вы с ней случайно не сестры? Она ирландка, если что. Но блондинка почему-то, в рыжий красится только.
[indent] – Хм, – красноречия Хелен сегодня хватает только на это.
[indent] – Нужно будет вас познакомить, поворчите вместе на весь мир, – шутит мужчина, ставя наконец на стойку чистый и сухой стакан, а потом удаляется в служебное помещение, ненадолго оставляя посетителей наедине друг с другом.
[indent] В какой-то момент в «AD» появляется еще одно действующее лицо, незамеченное никем из всех присутствующих в силу своей внешней заурядности: помятое и определенно уже слегка поддатое тело, в не по-зимнему легкой куртке из дешевого дерматина, в каких-то похожих на ковбойских сапогах, премерзким выражением восторга на красном лице. И все бы хорошо, но вот прекрасный представитель человеческого рода подползает к барному стулу и падает между Эттингер и Лилит, обдавая обеих кислым запахом перегара.
[indent] – Привет, красотки, – мурчит он, стаскивая с головы шапку и открывая взору прекрасную стрижку а-ля Майкл Джексон в свои лучшие годы. – Отдыхаете одни тут или ждете кого? Я могу скрасить вам вечер, весь к вашим услугам, – галантно склоняет он голову сперва перед экстравагантной Лилит, потом перед чопорной Эттингер.
[indent] Хелен кидает выразительный взгляд на девушку – не сбежала ли еще эта знаменитая супергероиня от такой компании? Но нет, вот она, все еще на месте. Хелен салютует ей стаканом, стараясь игнорировать почитателя культа Диониса со всем презрением, которое только можно вложить в выражение лица и скупой жест.
[indent] – Ну так что? – продолжается проявление инициативы знакомства, которому здесь никто не рад. Ну или не никто – вдруг сайдерская знаменитость падка на подобные ухаживания, но Хелен уж точно не рада.
[indent] Эттингер приподнимает рукав пиджака, чтобы взглянуть на наручные часы, и прикидывает, как провести остаток этого вечера. Наверное, последний стаканчик и домой, в темную одинокую квартиру, к теплому душу, горе записей и компьютерных отчетов, недопитой чашке кофе с молоком и сахаром и к комнатным растениям, которые нужно будет полить сегодня. Звучит как идеальный план. Женщина уже собирается окликнуть бармена, который задерживается в подсобке, чтобы попросить счет, как вздрагивает, ощутив на своем плече чужое прикосновение, и видит, как ее пиджак лапают пальцы-сардельки, оставляя на ткани жирные пятна. Вторая рука тем временем уже приобнимает Лилит за талию. И все легкое раздражение Хелен сменяется гневом с такой скоростью, с какой вспыхивает пламя, когда кто-то кидает в канистру бензина зажженную спичку.
[indent] Катастрофа неминуема. И произойдет она через три… два… один…

Отредактировано Helen Ettinger (2022-06-04 02:10:34)

[indent] Наблюдать за Лилит было любопытно. Знаете, она чем-то напоминала подопытного кролика, помещенного в испытательную камеру – за таким следить одно удовольствие и нужно только не забывать фиксировать результаты наблюдений. Возможно, что раздутое до вселенских масштабов эго было следствием непоправимого повреждения мозга, вызванное каким-либо травматичным происшествием, но не попавшего, конечно же, в сводку новостей. Если бы у Эттингер кто-то спросил сейчас, чего она хочет в данный момент, то она без промедлений бы ответила: «Заглянуть в эту прелестную головку и понять устройство мышления данной особы. Желательно хирургическим методом».
[indent] Хелен предположила, что кого-то более уязвимого к порции шпилек про скуку жизни, белых страничек и бумажных друзей, а также сухость души, подобные высказывания могли бы пронять, отвесив метафорическую пощечину самолюбие, и укололи бы немилосердно в самую душу, но Эттингер не была бы самой собой, если бы ее это хотя бы как-то поколебало. Возражать – дело пустое и напрасная трата времени. Даже если предположить, что Хелен захотела бы доказать иное, то аргумент «я работаю с подопытными-людьми, исследования моей лаборатории топчут могилу любой этичности, а если все вскроется, то меня ждет пожизненное» будет очень и очень сомнительным в данном споре.
[indent] – Вы измотаны скукой и тоской… Оттого вам так режет глаза та яркость, с которой я проживаю свою жизнь.
[indent] Наверное, лучшей тактикой при разговоре с Лилит будет вести себя как взрослый по отношению к ребенку – то есть снисходительно. Когда чадо рисует какие-то жуткие каракули, взрослый скажет «да-да, это дом, это кот, а это солнце, ты очень талантливый художник, золотце» и продолжит заниматься своими делами, позволяя счастливому дитю и дальше рисовать стремные картинки.
[indent] – Вы абсолютно правы, скука и тоска. Катастрофа посредственности и непримечательности.
[indent] Так и здесь. Только чадо подросло, а вместо рисунков оно лопочет про свою красоту и предается самолюбованию, что, в общем-то, не смертельно, но забавно.
[indent] – Разве я не прекрасна в этом облике? Как по мне, так просто восхитительна!
[indent] – А также очаровательна и бесподобна, – снисходительностью в голосе Эттингер стоило бы металл резать.
[indent] Это определенно одна из главных причин, почему Хелен не нравятся дети.
[indent] Второй акт беседы прошел уже между Лилит и подсевшим к ним с Хелен компаньоном, мнившим себя дамским угодником и душой любой женской компании. И по драматичности он мог бы посоперничать с любой театральной постановкой: тут и страстные фразы, и болезненней пинок, и скрипнувший под падением тела стол, и навострившая уши – и гаджеты – публика, предвкушающая скандал.
[indent] И если была еще надежда на то, что после столь сокрушительного поражения трагический Ромео ретируется прочь, то она растворяется в воздухе столь же стремительно, сколько выходит спиртовой перегар с каждый выдохом мужчины, который вновь подходит к ним, но теперь на его лице написана решимость взять эту крепость отказов штурмом – и скорее всего теперь пора уже Хелен тоже вмешаться. Это не то, чего ей хочется, и даже мысль, что ей придется коснуться захмелевшего идиота, внушает ей невыносимое отвращение, но иногда жизнь принуждает нас делать то, чего мы не хотим.
[indent] Со стремительностью гадюки, кидающейся на мышь, ладонь Эттингер хватает чужой подбородок, сжимая под пальцами разгоряченную от спирта кожу и ощущая покалывание щетины под пальцами. В отличии от Лилит, Хелен не хочет хвастаться какими-либо боевыми навыками – хотя бы потому, что их нет, кроме простейших из уроков самообороны, – даже у ее терпения есть предел. По тому, как распахиваются в ужасе глаза флиртующего, можно смело сказать, что процесс усугубления алкогольного состояния пошел, ускоренный в несколько раз по сравнению со своим естественным ходом. Эттингер понимает, что подобная процедура крайне болезненна – а судя по виду и вовсе сравнима с агонией, но это явно не то, что причинит тяжкий вряд здоровью, и уж тем более не то, что способно убить. Но все равно крайне назидательна – и в этом вся прелесть. Несколько секунд мучений, сопровождаемых болезненным всхлипом и нецензурными выражениями, связанными с женской половой системой, сменяются шумным вдохом – как раз в тот момент, когда процесс алкоголизации внезапно сменяет направление, обратившись назад и приближаясь к первоначальной трезвости.
[indent] А потом снова вперед. Назад. Вперед. Назад. Вперед. Назад. Напоминает чем-то аттракцион, где пьянчуга занял место пассажира карусели, а Эттингер руководит кнопками и рычагами механизма. Все это занимает совсем немного времени – как и положено в любом аттракционе парка развлечений.
[indent] – Вот как мы сейчас поступим, – голос Эттингер падает до змеиного шепота. – Я тебя отпускаю. Она тебя не выпинывает на улицу, – тихая угроза должна быть слышна и Лилит, но определенно точно не доступна любопытным ушам других посетителей. – Ты собираешь свои последние крохи разума и сам оставляешь нас в покое. Все ясно?
[indent] Жалкое хныканье про братву и что-то про «иди свиней подрючь» не вызывает ничего, кроме отвращения. Поэтому происходит еще один небольшой круг приключения, призванного чужую голову трещать от боли. Некоторые люди понимают только язык насилия, поскольку общаются только на нем.
[indent] – Или же я продолжу. Времени у меня предостаточно, – откровенная ложь, но правда сейчас никому здесь не нужна. Эттингер сильнее сжимает чужой подбородок, но потом, уловив намек панический кивок, отпускает, отталкивая от себя. Про способность стоять на ногах нечего говорить – Хелен ледяным взглядом провожает тело, ползущее к другому стулу, чудом встающее сперва на колени, а потом с трудом поднимающееся на ноги и ковыляющее к выходу, хватаясь за все подряд, включая и других гостей.
[indent] В повисшем молчании барная музыка звучит как какая-то злая насмешка над всей произошедшей сценой.
[indent] Хелен допивает остатки бурбона, неторопливо и спокойно, словно ничего и не произошло, достает из кошелька купюру, оставляя ее стойке и придавив немного стаканом, и соскальзывает с барного стула, попутно натягивая на плечи темное пальто и набирая уже номер такси. Не нужно быть гением, чтобы понять – вечер испорчен, а настроение пребывает на уровне куда более низком, чем просто паршивое.
[indent] – Обязательно гляну интервью с вами, – бросает Эттингер через плечо, обращаясь к Лилит, и покидает «AD», теперь полностью переключая свое внимание на манипуляции с так и недокуренной сигаретой и зажигалкой.
[indent] Морозный воздух бодрит, город полнится шумом, от потока машин исходит ни с чем не сравнимый гул и запах бензина, в окнах домов где-то свет давно погас, а где-то все еще горит. Хелен снова смотрит на часы, а потом выглядывает такси в потоке машин, но это не приносит особого успеха – разглядеть его невозможно. Неновая вывеска бара кроваво-красно мигает над головой своими двумя уцелевшими буквами.
[indent] – Ебанутая сука, – рычание за спиной заставляет Эттингер отвлечься от ожидания такси и от сигареты и обернуться, чтобы увидеть Ромео и подошедшую к нему компанию друзей.
[indent] «Вот дерьмо».

Отредактировано Helen Ettinger (2022-06-17 21:44:48)